Вперед – в прошлое!

Кажется, что в древности все было как-то прочнее, надежнее, полнее. И земля – пушистее, и небо – голубее. А уж на духовном уровне –  такая «яростная» вера, которую сегодня и не встретишь.

Так ли это? Или прошлое всегда кажется лучше, отсюда – из нашего «ужасного» сегодня?

Или все-таки что-то есть в тех далеко отстоящих днях, когда люди только еще учились жить?

Об этом (и о театре в придачу) в беседе с художественным руководителем театра «Глас», засл. деят. иск. РФ Н.С. Астаховым.

– На страницах «Глас-клуба» мы постоянно говорим об истоках русского театра. На Ваш взгляд, в прежние времена духовности было больше, она сильнее была в людях?

– Духовность на весах не измеришь. Но сказано: вечную жизнь Святаго Духа можно узнать по плодам жизни человеческой.

А в жизни человеческой духовность проявляется через смирение, любовь, надежду, веру, покой, мир. Это и есть – плоды.

– Этих плодов тогда было больше?

– Конкретно трудно сказать. Но, например, если взять грех убийства, то, думаю, в древние времена убийство было страшнее, ужаснее – по качеству исполнения, но самих убийств было меньше. А сейчас убийство стало мельче (убивают теперь слова, поступки, взгляды, провокации), но фактов убийства (бытового) стало гораздо больше. Происходит, в основном, убийство основополагающей части нашего народа, его костяка, то есть, тех, кто внизу. Грех убийства – это плод антидуха человеческой жизни.

В давние времена было больше монастырей, больше верующих людей, они ходили паломниками на Святую Землю, читали книги Добротолюбия, говорили о Боге.

А после 17-го года (мы только сейчас начинаем осознавать весь ужас происшедшего) людей развернули в обратном направлении (прекратилось паломничество, закрылись монастыри, церкви, батюшек расстреляли, запретили креститься, молиться).

Наше время – это исправление того искривления, которое произошло в сознании целого народа. Мы являемся свидетелями и участниками этих перемен. Но они – в самом начале своего процесса и, конечно, несопоставимы с той религиозной жизнью, которая была в старину. В 16-ом веке зарубежный путешественник, приезжавший в Россию, бывал ошарашен от того, что видел в ее городах:  люди каждый день часами стояли вместе с маленькими детьми в храмах на молитвах. Сознание людей было абсолютно религиозным.

Недавно на творческой встрече «Православное кино», в своем выступлении  поэт и кинорежиссер Антон Васильев воскликнул: «Когда же, наконец, русское сознание перестанет ориентироваться на эти ”тухлые” деньги?! Прекратит выстраивать свою личную жизнь и отношения с людьми, ориентируясь на эту ”тухлятину”»?! И действительно, разве не точный эпитет – ”тухлые”: во скольких грязных руках деньги побывали, какие только преступления не оплачены ими. Но от денег, к сожалению, зависит жизнь, человеческое сознание ловко поймано на денежный крючок. За деньги и убить могут: «жизнь или кошелёк», – гласит поговорка.

– От разгадки денег – к тайнам мира. Какую роль на пути постижения тайн играют чувства человека, так называемое, чувственное познание?

– Я бы из всего конгломерата чувств выделил две их стороны – страдание и радость.

Вот людям даются сны. Человек просыпается и мучается, страдает, либо, наоборот, радуется. Мне, например, часто снятся собаки: лают, кусаются, я их гоню, они нападают сильнее. Просыпаюсь, мучаюсь. А потом мне говорят: да что вы, это же к друзьям. И меня охватывает радость: как же здорово, что такое мне приснилось. Эти чувства всегда сопровождают человека. Сюда можно добавить еще беспокойство (что-то матери приснилось, и она начинает беспокоиться о ребенке). Такая невидимая взаимосвязь. Настолько невидимая, что может превратиться в материальную. Это невидимое беспокойство накрепко связано с осязаемым миром – и мы тогда говорим о провидении, о проницательности.

В народе говорят: если приснилась картошка, то значит – к слезам. Крупная картошка – к крупным слезам. Мне тоже однажды приснилась картошка, крупная. В сетке несу ее, а она все сыплется, сыплется. Тут я проснулся, глаза открыл и думаю: к чему бы это, и вспоминаю: к крупным слезам. Смотрю на будильник, и понимаю, что… опоздал на репетицию к самому Андрею Александровичу Гончарову. На целый час! Это было уж действительно – «к крупным слезам»!

Верующий человек, как говорит церковь, не должен так относиться ко снам, это суеверие. Но в народе толкование снов передается из поколения в поколение. И, наверно, что-то в этом есть.

– Есть еще другие чувства: чувство пространства и чувство времени, например. Что это такое?

– Сейчас есть еще – чувство гравитации. И чувство – вечности.

Человек – маленький, и он находится в громадном мире. Эта связь маленького с большим происходит постоянно. Человек и локатор и передатчик одновременно. Эта сложная система хорошо организована. В ней – порядок и гармония, все зависят друг от друга. Заменяемость: уходит человек из жизни – на его место сразу появляется другой. У одного превалирует одно чувство, у другого – другое, у третьего – третье. Но они могут стать и едиными, вдруг возникает единый порыв одного чувства, например,– злобы. Чувство охватывает район, город, страну, и тогда: вперёд! свергаем! сметаем! В жизни ведь все происходит совсем не политически, не от чьих-то стратегий и тактик, а просто от того, что однажды большой массой людей стихийно овладевает какое-то одно чувство. И я не думаю, что с этим единым чувством может справиться даже самая продвинутая наука. Просто – в нужное время, в нужном месте, нужное чувство охватывает нужный народ.

– Так вы объяснили революцию.

– Но сейчас миропорядок. И он в том, что действует денежная система, которая управляет миром. А художники уже говорят: зачем нам эта «тухлая» система, почему она управляет нашей жизнью? Значит, уже сейчас есть люди, которые сознательно понимают, что не хотят строить свою жизнь, исходя только из власти денег.

– Очевидно, что есть явные и скрытые стороны жизни. Это очень близко театральному процессу. Как такое используется в театре?

– В театре хороший актер всегда живет другими жизнями. Он действительно создает некоторое пространство, в котором чудесным образом соединяет свое «я» с сутью своего героя, когда в нем начинает теряться, где «я», а где «герой», когда происходит перемещение конкретного «я» в невидимое «я» роли. И, благодаря театральному искусству, это перемещение происходит не только в пространстве, но и во времени.

Есть разработки специалистов: почему хороший актер долго живет. Потому что он экономит свою жизнь, проживая жизнь воображаемого героя.

– Но герой – это же он сам, актёр. Скрытая сторона жизни героя, это его (актера) скрытая сторона жизни.

– Которую он в своей жизни не проявляет. Вот актер играет непривлекательного человека, у которого есть отрицательные качества. В жизни актер в себе их скрывает, вот вам мои хорошие черты, а мерзкое я скрываю. Но я же знаю, что оно во мне есть. И, если я верующий человек, то могу освобождаться от плохого в себе: частями или постепенно. Но оно все равно остается в моей памяти. И когда я получаю отрицательную роль, то я этим (в реальности или через память) пользуюсь. И зритель не знает, что я в себе это скрывал. Они говорят: какой гениальный актер, как хорошо плохого человека сыграл. А я просто свое плохое выпустил в роль.

– Человек обречен быть двойственным?

– Конечно. Наши святые говорят о себе: «я самый грешный человек». Только при такой установке и можно говорить о святости. Если же человек говорит: «я – хороший», он вред огромный наносит и себе и людям, потому что искажает правду.

– Но та, скрываемая человеком сторона, она, наверно, и есть его суть. Он ее лелеет в себе, и когда выпускает наружу – торжествует.

– По-разному. Человек может и страдать от этого. Люди, имеющие внутренние пороки и страдающие от них, став христианами – понимают, что это грех. И страдают от этого. Даже, если они смогли уйти от греха, то, как быть с памятью, с множественными жертвами этого твоего греха. Память – мучает, терзает. Но бывает, что человек сознательно остается в грехе, упивается им, это уж зло – беспросветное, хотя и здесь бывают проблески добра, только зло заглушает.

– Человеку дано много механизмов познания мира и себя: мысль, речь, ощущения (тактильные и сознательные), воображение… Вот даже пост, наверно, является способом познания. Кстати, пост, достаточно новое явление для театрального процесса. Вероятно, он оказывает свое влияние на воспитание актера духовного театра?

– Прежде чем ответить на этот вопрос, хочется вспомнить записи убиенного Великого князя Сергея Александровича Романова, градоначальника Москвы, мужа Великой княгини Елизаветы Фёдоровны Романовой, очень любившего театр. Кстати, Елизавета Федоровна играла Татьяну Ларину в «Евгении Онегине», а царствующий монарх Николай Александрович Романов – Онегина. Сергей Александрович пытался в этой работе режиссировать. Надо заметить, первые режиссерские опыты Станиславского и Немировича-Данченко проходили, именно, в этом царском домашнем театре. А Сергей Александрович и Елизавета Федоровна часто ходили в театр Станиславского, были очарованы зарождающимся на их глазах театром, царственная семья оказывала театру поддержку.

Сергей Александрович очень любил актеров. Приезжали в Москву английские актеры играть «Отелло», и он пришёл на спектакль, неся с собой книгу «Отелло» на английском языке. Известны такие его слова в этот момент: я, конечно, согрешаю, потому что идёт Великий пост, но думаю, что классическое театральное произведение такого порядка, как Шекспир, можно смотреть, согрешив, в Великий пост.

Преподобный Иоанн Лествичник рассматривал воздержание как один из плодов жизнедеятельности Святаго Духа в человеке.

Мне наш батюшка однажды сказал такую вещь: вот вы в театре очень много говорите, у вас такая работа. А попробуйте – помолчать. Тем более, сейчас, когда Великий пост. Помолчите один день. И я попробовал. Через день глянул на себя в зеркало и не узнал свои глаза. Они разрывались от какого-то внутреннего наполнения. Сколько же сил мы теряем, когда произносим слова! Когда идет пост, можно ведь сказать самому себе: делай добрые дела, прекрати чревоугодничать, веди целомудренную жизнь, старайся думать о человеке только хорошее, пытайся все время находиться в молитве, не кури, – и вы почувствуете – как меняется жизнь. И это можно делать в период работы над спектаклем.

– Если человек 10 актеров, которые реально постятся, в каком-то действии выйдут перед зрителем, я думаю, им и говорить не надо.

– Это будет огромная сила. Мощный заряд. Они могут молчать, но они не будут пустыми в это время. Актер часто выходит на сцену больным, сил у него нет, не выспался, неприятности в семье, денег нет, опустошен, разболтался организм, и всё – он пустой. Его чувства не действуют, слова не наполнены содержанием, у него нет той силы, которую даёт воздержание.

Теперь представьте себе, что выходит на сцену не один человек, который постится, а десять. Это же такая сила, они два слова скажут, и зрители эти два слова запомнят и уйдут с эти словами в сердце. Пост, безусловно, можно и нужно использовать в нашей работе.

Лет 20 тому назад я слушал церковный хор, который возглавлял Анатолий Гринденко. После концерта говорю ему: очень интересно узнать, как осуществляется столь четкая и мягкая согласованность в процессе исполнения между руководителем и коллективом? Отвечает: а мы молимся перед репетициями и концертами.  Спрашиваю: А зачем вы молитесь? «Репетиция тогда спокойно проходит. Молитва объединяет людей», – отвечает.

Думаю: дай-ка попробую это у себя в театре сделать. «Давайте молиться», – говорю актерам. Как все на дыбы встали: «не хотим, – говорят, – что вы нас заставляете, здесь – не КПСС, это дело сугубо личное, хочу молюсь, хочу не молюсь, может быть мы келейно молимся». Да, молиться трудно, старец Силуан говорил: самое трудное в жизни – это молитва, вражья сила уводит от молитвы любыми путями, старается разрушить молитвенное состояние.

Лет десять ушло на то, чтобы актеры восприняли важность и необходимость молитвы. Теперь каждое утро в театре начинается с молитвы. Молитва очень сближает и атмосфера на репетициях и спектаклях совершенно другая.

Во время поста и молитв наши сердца омываются, очищаются, наполняются Святым Духом. Мы чувствуем духовное смирение в себе. Я думаю, что если все это приложить к театру, то это будет… продолжением системы Станиславского. А искусство, с всеми его механизмами познания, может стать языком будущего.

Оно вольётся в религиозное сознание. О чем еще Л.Н. Толстой писал в 1900 году:  «следующий этап для русской культуры – религиозный». Он предчувствовал, что так должно произойти, но революция 17-го года помешала этому.

Сегодня начинается осуществление слов великого писателя, мы переходим на новый этап сознания. И искусство, и церковь, и образование, и развитие знаний, – все выходит на высокий уровень религиозного понимания бытия: толкование истории, сегодняшнего дня, поступков человека и т.д.

Александр Юрьев

«О внутреннем человеке»

из Проповедей наместника Городецкого Федоровского мужского монастыря, епископа Августина (Анисимова)