О пространствах Афона, Оптиной Пустыни, Федоровского монастыря… и театра

Рядом с нами – монашествующие (или мы рядом с ними?). Монастыри (мужские и женские), как драгоценные камни украшают домотканное полотно повседневности, в которое мы одеваем свои бренные тела. Во что же мы одеваем свои души?

Театр часто бывает в монастырях, актеры беседуют с их настоятелями, с келейными старцами. Так запоминающейся поездкой стало посещение в июне Федоровского ставропигиального мужского монастыря и незабываемая встреча с его настоятелем, епископом Городецким и Ветлужским Августином (Анисимовым), духовные напутствия которого навсегда останутся в памяти каждого артиста театра.

Впечатлениями о монастырском подвиге делится и художественный руководитель театра, заслуженный деятель искусств РФ Никита Сергеевич Астахов.

– Человек едет на Афон. Как вы думаете, каков духовный смысл пребывания в таких местах, как Афон?

– Духовный смысл – приближение к свидетельствам тех людей, которые являются продолжателями тех, кто видел Христа. Ведь монахи собрались вместе на Святой Горе,  влекомые желанием постоянного доказательства существования Бога, в каких-то проявлениях, явлениях, откровениях. Они этим живут. Они хранят в своем сознании и памяти отпечатки духовных контактов.

– Через что?

– Через присутствие и моление здесь. Это настолько святое место – «сокровище из сокровищ» -,  как сказал на открытии Оптинского форума в этом году Константин Михайлович Долгов, – «настолько там святы, воздух, камни, что даже если приедет какой-нибудь лентяй, которому тяжело восемь часов стоять на молитве, и то он почувствует Благодать. Потому что место – намоленное. И даже если без молитвы человек будет там находиться, конечно, молитва, как говорил преподобный Серафим Саровский – главное орудие для стяжания Благодати Святаго Духа, но и само присутствие здесь, в Святом месте не проходит бесследно для паломников».

Мы в последнее время много поездили по российским монастырям (побывали в Оптиной Пустыни, в Федоровском мужском монастыре в Городце, Нижегородской епархии): проходишь мимо храма и ощущаешь, что попадаешь в другой мир, другое сознание посещает тебя, открывается другое объяснение всех человеческих взаимоотношений, целей и задач.

– Это происходит на уровне сознания или физических ощущений?

– Думаю, главный импульс идёт из памяти, сознание включается потом.  Генная память – она из Афона, там ее истоки. Что-то читалось, что-то слышалось каждым из нас об Афоне, о монашествующих там. Память обжигает, начинает пробиваться к сознанию, очищая его. Именно, это знание, что тысячи лет тому назад в Греции был создан на горе монастырь, по тропинкам которого неудобно ходить, где только веревки, цепи, подвесные лестницы, помогают странникам перемещаться, – начинает работать в нас. Ведь память – великая вещь. Она хранит в нас и все плохое, от чего человек мучается, и все высокое и чистое. Слава Богу, что есть в нас эта память прекрасного, той чистоты, тех светлых ориентиров (пусть книжных), которые всегда рядом  в таких местах как Оптина Пустынь, Дивеево и… Афон.

– Вот приезжает человек в монастырь. Всё его существо как бы концентрируется, готовясь к этой поездке. Эта приподнятость при долгожданной встрече и даёт ожидаемый результат. Паломников посещает Благодать?

– Конечно, мы едем в такие духовные центры, готовимся, постимся в силу возможностей своего здоровья… То есть, готовимся чисто в физиологическом плане. Но уровень духовности он бесконечно выше физиологии. Как говорил на Открытии Оптинского Форума архимандрит Платон: «материальный мир существует со знаком времени, а духовное пространство – со знаком вечности».  Временной отрезок – это то, что мы можем просчитать, а духовный – то, что просчитать не можем.

И Благодать –  это то, что нам даётся, и что умом не выстроишь. Для этого надо всегда открывать своё сердце. Как в творчестве есть такая вещь, как интуиция, и это тоже другое пространство.  Вот и духовное пространство – это другое пространство.

Кстати, я обратил внимание в работе, что умением перейти в другое пространство обладают все люди, не только актёры. Независимо от того художники они, инженеры, или футболисты.  Это ощущение другого пространства оказывается есть у каждого человека. Футболист рассказывает журналисту о том, как он играл игру, и я вижу, что он находится в этом пространстве игры. Материально он рядом с журналистом, дает ему интервью, а всем своим существом переносится в пространство из которого только что вышел. Он осязаемо помнит, как мяч от головы отлетел в штангу, от штанги в ворота…

Актер может оказаться в пространстве своей роли, тех обстоятельств, которые заложены в ней.  Актер переносится в пространство своего нового знания, есть у него этот механизм. И если этот механизм развить, то актёр сможет переноситься не просто в прошлое, а и в будущее. Пространств вокруг очень много, но у нас не хватает человеческой техники, чтобы их освоить, хотя способности для этого заложены в нас, только неразвиты. И это не зависит ни от национальности, возраста, конфессии – это данная человеку способность пронизывает все человечество. Это что-то близкое ко сну, духовные возможности которого еще мало изучены. Человек пьет кофе, беседуя с другим человеком, и в то же время он переносится в прошлое. Конечно, кто-то более подробно переносится, кто-то менее. Чем конкретнее подробности беседы, тем больше перенос. Это и есть механизм искусства – передавать другому свое чувство путем: нотной грамоты, слова, кисти, речи, танца… И то же самое – способность того человека, который слушает – воспринимать через тот же механизм другое пространство. Великая княгиня Елизавета Федоровна Романова, преподобномученица (спектакль о которой идёт у нас в театре), чтобы хорошо изучить русский язык, играла Татьяну Ларину из «Евгения Онегина», глубоко погружаясь в русскую среду. Кстати,  у нее был талант с самого детства необыкновенной рассказчицы. Будучи ребенком, она захватывающе рассказывала разные истории, и все ее внимательно слушали. Она доходила в своей технологии до того (я это анализировал, потому что близко актерскому делу), что в самом интересном месте своего рассказа, останавливалась и переставала рассказывать. Для чего она так делала? Думаю для того, чтобы усилить интерес, а что же дальше?  Со временем у нее выработался актерский опыт рассказчицы, опыт того, как переноситься в другое время и возвращаться в настоящее.

– Монахи, безусловно, живут в духовном пространстве. Это – тайна? Это знание ими замыкается?

– Нет, не замыкается. Возьмите, преподобного Серафима Саровского, Святого Сергия Радонежского… Нам хорошо известно, что им много раз являлась Богоматерь. И мы об этом знаем. Они нам об этом поведали.

Я думаю, что среди монашествующих, есть те, кому даётся Благодати больше, есть те, кому – меньше. «Блаженны нищие духом», – сказал Господь Иисус Христос. Получение Благодати – это когда дух захватывает от ее воздействия, и эти перемены в себе надо осмыслить, уединившись.

– Если бы Вам довелось поставить спектакль о монашеской жизни, что бы Вам хотелось сделать самым главным?

– Недавно мы были в Оптиной Пустыни, зашел в келейку старца Амвросия, еще раз погрузился в эту атмосферу, в эти крохотные помещения, где он принимал людей. И я вспомнил, как Ф.М. Достоевский встречался со старцем Амвросием, и под впечатлением от встреч написал роман «Братья Карамазовы», в котором, кстати, вывел и себя почему-то в образе женщины.

Мне, как режиссеру, было бы интересно соединить житийную часть святого человека, монаха, с нашей светской жизнью.

Существует литература добротолюбивая, где просто описана жизнь монашествующих (в духовном пространстве) и существует взгляд художника из текущего дня (из реального пространства). И мне бы хотелось не отрываться от действительности, в которой находится человек, который молится за весь мир.

Беседовал Александр Юрьев

***

***

***