Идеальный герой на сцене театра «Глас»
Полным ходом идут репетиции спектакля «Дитя души». То обстоятельство, что творчество замечательного писателя Константина Леонтьева, незаслуженно обойденного вниманием и читателей, и зрителей, наконец-то обретет (впервые) жизнь на сцене, придает новой работе театра особую взволнованность.
Необычный авторский язык. Погруженность происходящего в яркую, многоцветную, голосистую атмосферу Востока, своеобразный сюжет и, главное, христианская проникновенность, дают возможность постановщикам и актерам развернуться и в плане художественной фантазии и в плане творческого поиска.
Уже скоро мы увидим эту премьеру сезона. Надеемся, что она станет событием накануне закрытия 27-го сезона театра «Глас».
– Никита Сергеевич! Вы уже погрузились в Леонтьевский мир. Какой он? Какие мысли и чувства вызывает?
– Леонтьевский мир – это религиозный мир. В «Дитя души» автором (театром тоже) исследуется духовный мир, именно, религиозного героя. Линия героя повести по имени Пѐтро наталкивает на мысль о герое XXI века – каким ему быть? Если в период гражданской войны героями были: Чапаев, Буденный, Павка Корчагин, перед войной – Чкалов, Стаханов, Паша Ангелина, в Великую Отечественную – Маресьев, Матросов, Гастелло, Космодемьянская, то в последние коммунистические годы (когда система стала вырождаться) появились придуманные герои-правдолюбцы, такие как коммунист-бригадир Потапов из пьесы А. Гельмана «Премия», хорошие партийцы из пьес А. Салынского «Мария», «Сталевары» Г. Бокарева, «Человек со стороны» И. Дворецкого… Я хорошо помню, как в последние годы советской власти без конца проводились совещания на тему: «Какой он – современный герой?» Руководство страны, общество искали этого героя… и никак не могли найти. Возникали своего рода подделки в виде произведений искусства: может быть их герои и не совершали описываемые в пьесах и романах поступки, но надо было создать ореол вокруг человека, чтобы людям было кому подражать. Такой была установка сверху. Однако все трудней и трудней это становилось делать. Создаваемые герои входили в откровенное противоречие с реалиями жизни…
Сегодня многие умы не только в стране, в мире заняты поисками: каким же должен быть современный герой, герой XXI века? Предлагаются супермены, киллеры, секс-символы, рубахи-парни, даже – антигерои. Все они вроде борются за справедливость, но при этом не гнушаются провокациями, даже убийствами. Какой же это тогда герой, если он убивает людей.
Но герой должен быть, нужен положительный пример которому можно подражать. Обществу нельзя без героя.
Оказывается современный герой уже сформулирован… в произведениях Константина Леонтьева. Это идеальный герой. Это – герой молодой, духовный человек, который проходит через череду жизненных испытаний, не поддаётся злу, остается добрым человеком, созидающим добро.
То есть, такой герой существует. Просто надо обратить свой взгляд в сокровищницу нашей замечательной отечественной литературы. Федор Михайлович Достоевский говорил, что «идеальный герой уже создан, он – есть, это русский монах». Направление дал нам и Лев Николаевич Толстой, написав в свое время, что «русская литература вступает в полосу религиозного существования, религиозного мышления». То есть уже все готово.
И есть Леонтьев и пример его героя Петро, в повести «Дитя души», впервые обретающей профессиональную сцену.
Сегодня театр чудесным образом решает проблему поиска героя в нашей жизни. На примере произведения Леонтьева театр фокусирует внимание зрителя на таком герое, который бы имел отклик в зрительном зале именно сегодня. Пѐтро – истинный герой, он проходит через все человеческие испытания: соблазны и смущения юношеской души. И главное – через испытание богатством. И остается победителем во Славу Божию!
Получается, что мы выходим этим спектаклем на совершенно новый разговор на театре: каким же должен быть современный герой? Это совпадает с процессом формирования новой цивилизации в сегодняшнем мире, религиозной цивилизации. Как предрекал еще Данилевский: после цивилизации европейской, которая заканчивается, мы придём в цивилизацию славянскую. А славянская цивилизация – прежде всего религиозная, православная.
– Что двигало Леонтьевым, на Ваш взгляд, когда он предлагал новый тип литературного героя?
– Думаю, это было продиктовано борьбой с атеистическим направлением, бурно развивающимся в России. Писатель чувствовал, видел – страна катится к пропасти. Но он, фактически был в одиночестве. Потому-то мы мало знаем о его творчестве, он плыл против течения, бил во все барабаны, кричал, что Россия может быть только православной, монархической, что страна изначально была ориентирована на Византию. Будущая идея, – говорил Леонтьев, – в соединении славянизма и русизма. В этом писатель-мыслитель видел перспективу развития общества. Но его глас – был гласом вопиющего в пустыне.
– Стало быть, герой спектакля «Дитя души» – это идеальный герой, некая мечта?
– На данном этапе нашей работы – это такой зыбкий, осторожный герой, можно даже сказать, в чём-то не реальный. Что-то в нём есть сказочное. Но не надо забывать, что это герой завтрашнего дня. Мы ощупью, спонтанно идём сейчас к этой мысли, что герой 21 века должен быть героем религиозного сознания. Сама жизнь подвигает нас на подобный поиск.
Сказка-не сказка, легенда-не легенда, вроде бы даже не совсем реальная история… Но всё острее начинаем осознавать, что создаем в спектакле абсолютно реального современного героя. Именно, реального и, именно, современного – таким вот парадоксальным ходом – от противного. Может пока идём достаточно осторожным путем. Но это, чтобы не ошибиться, потому что создание нового героя – дело тонкое, здесь нельзя сбиться с пути правды, потому что тебе не простят ни зрители, ни артисты. Это как нельзя притвориться верующим человеком.
– Что в таком случае объединяет всех персонажей (их ведь немало в инсценировке повести «Дитя души»)?
– Автор очень точно прочерчивает линию, которая… разделяет персонажей: линию между христианством и антихристианством. Тут точно два лагеря. Люди, которые вместе с героем: живые и умершие (ведь не только мы живые молимся за тех, кто ушел, но и они молятся за нас, тем и сильна Россия, что много молитв оттуда идёт за Россию), и те, которые против героя. Они «сопричастны» герою, но тем, что плохо сделали ему при жизни: не заплатили деньги за работу, издевались над ним, оскорбляли, били. То есть, совершали плохие поступки. Поэтому автор превращает их после смерти… в ломовых лошадей. Это есть наказание Господне, за то, что человек безобразничал в реальной жизни. Но мы, живущие (в спектакле это относится, прежде всего, к Пѐтро) не имеем права наказывать умерших. «О покойном – или хорошо, или ничего». То, что творится в жизни, когда мы ругаем ушедших, есть громаднейший грех. Это не русское дело, это страшный в житейском смысле поступок. Люди смотрят: ага, мертвых можно ругать, так давайте и мы своих дядюшек и тетушек поругаем, претензий у нас к ним много. Этого нельзя делать. Надо уметь прощать. И автор акцентирует это.
Дьявол (в лице мусью Франко) делает провокацию . Он дает Пѐтро как бы случайную возможность встретиться с умершими обидчиками, чтобы Петро отомстил им. Но Пѐтро проходит это испытание, он отказывается мстить. Сначала под горячую руку хочет ударить умершего недоброжелателя, но потом понимает, что этого нельзя делать. И это понимание проникает в него глубоко.
Как по-христиански мыслит автор! Он учит не мстить тем, кто умер. Леонтьев своего героя Пѐтро пропускает через множественные испытания, и Петро проходит через них. Откуда он берет силы, ведь юноша очень молод и неопытен? За него молятся! Умершая мать; Христо и Христина, взявшие на воспитание чужого ребенка, положившие свои жизни на его воспитание; молится Старец в рубище, живущий в пещере, ждущий своего смертного часа… Вот откуда Петро берет силы.
– Вы уже ощущаете жанр будущего спектакля?
– Жанр будущего спектакля «Дитя души» находится где-то на срезе соединения разных жанров: сказки, драмы, мистического трилера, гротеска – такой вот парадокс. Должно родиться нечто, что будет иметь свой термин, объединяющий эту многожанровость.
Это как соединение математики и химии, порождающее такое явление как ядерная медицина. Слово «ядерное» здесь не случайно, т.к. некоторые сцены в спектакле подобны процессу расщепления атома.
Реалистическое повествование вдруг замещается совершенно фантастическими картинами проникновения в потусторонний мир, наглядным зрелищем человеческих злодеяний. У принцессы Жемчужины, ставшей женой Пѐтро вырастают рога до небес за все ее злодеяния…
Тогда мы точно попадаем в автора. Актером каждый день твержу, что нужно искать этот новый способ существования в столь полярных предлагаемых обстоятельствах. Когда сиюминутность становится частью судьбы. А сиюминутно проследить за судьбой, это ведь крайне трудно, ну, может только монашествующие что-то умеют в этом плане. Когда существо человека бросает из реальности в неведомое. А потом опять возврат сюда. И осмысление того, что произошло и произойдет.
Леонтьев велик тем, что он относится к религии не как к застывшей догме, которой надо лишь подчиняться, он находит в религии жизнь и движение. Он – не протестант, изменяющий основы, он им следует, они для него фундамент, но он дает им каким-то чудесным образом развитие и это у него получается.
Театр должен этому учиться.
