Культура в XXI веке. К духовным истокам.

Никита Астахов

Отчего по отношению к культуре повсеместно (где-то больше, где-то меньше) используется исключительно «остаточный принцип», наглядно выражающийся в низком проценте бюджетного финансирования?

Это везде. Но в России особенно ощутимо: строка о культуре в наших бюджетных документах всегда на самом последнем месте. «Культурка», «культур-мультур» – так «величают» важнейшую сферу жизни в коридорах власти. В стране до сих пор отсутствует (!!!) закон о культуре. Его просто нет в своде отечественных законов. Принятие проекта закона откладывается парламентом из года в год.
Если помечтать и представить на минуту: приоритеты отданы культуре. Увеличение роли культуры в обществе сразу станет влиять на всё абсолютно: на отношения между людьми, на экономическое развитие (культурная экономика – это социальная экономика), на образование (уровень его стремительно поднимется), на медицину (забота о здоровье – не на словах), на искусство (целью перестанет быть только коммерциализация культуры) и т.д.

Почему до сих пор нет Закона о культуре? Власти боятся усиливать роль культуры в обществе? Не знают, что с ней (культурой) делать? А может быть просто опасаются культуры?

Дмитрий Сергеевич Лихачев как-то сказал:
«Культура – это то, что в значительной мере оправдывает перед Богом существование народа и нации».

На страницах «Глас-клуба» художественный руководитель театра «Глас» Никита Сергеевич Астахов размышляет о роли театра в культурном пространстве XXI века.

Формирование культурного пространства в стране – вопрос ключевой. В этом процессе необычайно велика роль такого общественного института как театр. Театр – тонкая, живая, заразительная субстанция, способная активно влиять на духовное совершенствование человека, на рост культурного развития общества в целом, наглядно объясняющая многие ключевые вопросы бытия.

Театр может, должен, обязан участвовать в выработке государственных стратегий развития, внося свой художественный мировоззренческий вклад в общее созидательное дело.

Но, скажем откровенно: нынешнее состояние отечественного театра, тот заданный ему (не вчера) ложный вектор, которому театр усердно, целенаправленно следует, устремлены в сторону совершенно противоположную от созидательной, в сторону разрушительную, именуемую антикультурой.

Давайте, обратимся к истокам театра. «История театрального искусства» (в редакции известного театроведа Всеволода Николаевича Всеволодского-Гернгросса) гласит:

«Как первые проблески драмы встречаются в обрядах начала религиозной жизни человечества, так первые священнослужители являются, с одной стороны, действователями, т.е. актерами, с другой первыми учителями слагавшегося действия, т.е. – режиссерами. Устанавливая обряды и передавая из поколения в поколение канон каждого из них, они тем самым давали развитие зарождающемуся театру. Когда со временем, религиозные обряды и празднества стали постепенно выделяться из чистого богослужения, принимая народный характер, когда из храма переселились, наконец, на улицу, тогда единица театра определилась как явление самостоятельное. Оказалось два рода действователей, два рода актеров. Родные братья, чем ближе к нашему времени, чем дальше от момента дифференциации, тем более они стали забывать друг друга, перестали узнавать один другого. И наконец, дали священника с одной стороны и актера с другой».

Мы помним из истории театра о существовании Школьного театра, который развивался в монастырских условиях и в духовных семинариях. Содержание Школьной драмы представляло собой симбиоз библейского, исторического и современного сюжетов. Представление подобных драм преследовало нравственно-воспитательные цели.

Один из первых режиссеров Школьного театра, немец Франциск Ланг (вторая половина 17-го века), создавший первые разработки по сценическому искусству, писал: «Задача сценической игры состоит в том, чтобы доставить зрителям развлечение, тем самым сильнее подвинуть их к душевным движениям, а это мыслимо только в том случае, если чувство, которое актер хочет возбудить в зрителе, раньше всего возникнет в его собственной душе».

Школьный театр выдвинул переживание одним из первых своих положений. Семинаристы духовных школ не только знакомили народ с такими явлениями как драматургия, сцена, спектакль, но развивали у людей эстетический вкус и способность к сопереживанию.

Этим же принципам следовало дальнейшее развитие театрального дела на Руси, начавшееся в 17 веке по повелению царя Алексея Михайловича Романова и отданное им под попечительство немецкому пастору Грегори, уже имевшему театральный опыт.

В том, что театр в России укрепился в своем изначальном духовном предназначении, – спасибо скажем немецкому «орднунгу». Но и объективно, подлинная природа театра несет в себе с тех пор духовную основу. Духовный культ стал истоком театра. Театр был и есть – зримая часть культуры – действенный культ. Смысловые корни театра и культуры едины – культ.

Дело духовного театра продолжил в России его основатель митрополит Димитрий Ростовский. Литургические драмы, созданные им: «Успенская драма» и «Рождественская драма», окончательно придали русскому театру то направление, которому он и должен был следовать впредь.

Каждый театр должен быть духовным, потому что всегда «нужно сеять доброе, вечное», надо возвышать душу человеческую, тем самым развивая ее, приближая к Богу.

Я не хочу ругать современный театр, но мне кажется, что в вопросах духовного направления здесь заметен уход на какой-то либо незаметный, либо откровенно низкий пласт. Зрители должны в театре прослеживать духовный рост героя. А видим мы – духовное его низвержение. Конечно, на противопоставлении роста и падения души человека строится вся мировая драматургия. Но на противопоставлении, а не на подчинении роста падению. Не на гимне падению.

Я как-то пришел к священнику, чтобы взять благословение на постановку пьесы, а он говорит:  не надо, не ставьте.

– Почему не надо, ведь люди будут сидеть как завороженные? Их это захватит целиком. А он говорит:  «Это не полезно!».

И я первый раз тогда задумался о том, что такое «полезно» и что такое «не полезно» в искусстве.

– Не полезно – кому?

– И вам как режиссеру, и всему театру.

Внутренне тогда я не согласился с батюшкой. Но смирился. Подумал: видимо чего-то еще не вижу, пусть пройдет время. О духовной составляющей того сценического материала я тогда не думал вообще. Я просто хотел удивить зрительный зал своим интересным, неординарным решением. Такой момент тщеславия…

Время прошло. И я понял главное: те поиски, которые мы, люди театра, ведем на сцене –часто бывают неполезны для зрителя и для нас самих. Потому что, если возбудится зал, но не будет при этом пользы душе – грош цена тогда всем нашим находкам.

Театр должен организовывать «жизнь человеческого духа», – словами Станиславского. Кажется: ну, что Станиславский, когда это было! «Вперед – от Станиславского!», в поисках нового. Ан нет, то, о чём говорил Станиславский – это навсегда! В этом плане очень много еще нераскрытого, нереализованного в театральном деле. Отсюда неизбежен наш призыв: «Назад к Станиславскому!»  Спрашивают: могут ли актеры, режиссеры сегодня (выделяем это слово, т.к. на нем делается акцент) задумываться о механизмах жизни человеческого духа. Отвечаем: «Могут! Должны! Обязаны! И именно сегодня! А может быть даже так: сегодня или никогда!»

Сегодняшний театр утратил свою духовную магистраль, заменив ее полными своими антиподами – увеселительным зрелищем, шоу, аттракционом, трюками, клоунадой, пародиями на всё и вся.

Невольно возникает общее сравнение такого театра с эстрадой. Нынешний драматический театр – это такая особая разновидность эстрады. Иногда хорошей, бывает даже очень хорошей. Чаще – отвратительной, пошлой. Тончайшие духовные механизмы чужды эстрадному жанру, он слишком уж «забоен» для такой трепетной субстанции как театр. Эстраде свойственен эпатаж, в этом ее коммерческая природа, нацеленная как раз не на самые высшие отделы человеческой души. И, смешивая одно с другим, мы лишаемся: и хорошей эстрады, и истинного театра с его воспитательным предназначением.

Многие театры сегодня убеждены: для того, чтобы привлекать зрителя, чтобы получать престижные театральные премии, требовать себе особые условия от государства, нужны не чувства, не мысли, а провокации, шок. И чем провокативнее, чем шокирующе будет происходить и выглядеть всё то, что на сцене, тем лучше в итоге. Такого мнения придерживается не только «продвинутая» часть театральной публики, критики, рекламирующей подобные «спектакли», но и (что недопустимо) молодая режиссура, начинавшая зачастую ярко, талантливо, но, видимо, быстро сообразившая, что путь в русле «театра-кафедры» – не перспективен, сегодня требование дня другое, модно то, что даёт дивиденды. Коммерциализация сознания проникла в самые поры сценического искусства, негласно сформированы некие философии «театра для буржуазии», «театра для среднего класса», «театра для плейбоев», «театра для люмпенов» – эстетические вкусы всех не отличает, как говорится, «высокий штиль». Сегодня театрам хочется славы – настоящей, громкой, материально подкреплённой рублём, званиями, хоть и не на плодородной почве возросшей, а где-то на пыльной обочине, – славы, вспоенной себялюбием и тщеславием. А то, что для достижения этой славы нужен эпатаж в первую, вторую, третьи и прочие очереди – так даже лучше, это избавляет от тяжкого груза профессионализма, полученного еще от старых мастеров, рыцарей настоящего театра…

Сравним советского человека 20 века и «россиянина», будем нас так называть. Это – совершенно разные люди. Советский человек руководствовался директивами партии, в том числе и в искусстве. Мы дружно строили коммунизм. Сегодня же многим людям интересно то, что происходит в их душах, многие уже связывают себя с церковью. Люди стали задумываться о высоких, о высших смыслах. И органичная задача театра сегодня – активизировать начавшийся глубинный процесс. Тем более, что в нем и содержится истинное предназначение театрального искусства. Оно не в том, чтобы уводить от поиска истины, погружая в бездны порока, а в том, чтобы, именно, стремиться к истине. Не удивлять гениальностью, а вслушиваться в слово, звучащее в устах персонажа, смысл которого становится ясен в выявлении театром жизни и поступков этого самого персонажа.

Заставить человека насильно думать так или иначе – нельзя. Можно его ошарашить, напугать, воздействовать на уровне животной эмоции. Но это не даст должного результата. Есть такое понятие – «осознать через сердце». Если знание приходит только путем голой информации и только через головной мозг – оно надолго не задерживается. Если проходит стрелой сквозь сердце – такая информация останется в душе навсегда.

Мы не религиозный театр. Вопрос религиозный – это вопрос церковный. Мы же – светское учреждение, и должны вести себя в отношениях с религией очень осторожно. Мы можем касаться лишь обрядовой стороны церкви. Потому что наша жизнь – это соблюдение обрядов верующего православного человека. Мы проходим мимо храма, осеняем себя крестом, мысленно молимся. Сейчас уже многие делают это открыто. Дома у нас у всех иконы. У актеров почти во всех театрах в гримерках стоят на столиках небольшие маленькие образы, чаще всего Божьей Матери. Это уже почти повсеместно.  Даже в тех театрах, где творятся на сцене непотребства.

Актёрский мир почти весь живёт сегодня (начинает жить) в новом для себя (религиозном) мире. Кто-то тайно, кто-то открыто. Мы впитываем его в себя. Дух религиозный – вместе с нами, он рядом. Это и есть наш огромный духовный мир. И, Слава Богу, что так. Потому что «русский человек бывает с Богом, – говорил монах Силуан Афонский, – или против Бога, но никогда не бывает без Бога». То же происходит сегодня и с художниками, деятелями театра.

Нельзя сыграть Бога на сцене. Или Троицу. Этого делать нельзя, потому что в этом будет абсолютная художественная неправда. Бог – есть Свет. А Свет актер по своей греховности сыграть не может. Бог непознаваем. И выводить Его на уровень человеческого сознания, мягко говоря, – неполезно. Может быть, даже опасно. Но есть возможности движения театра к Богу через образы, метафоры, притчи, погружения в библейские смыслы, ассоциации…

На этом пути нам видится возвращение к подлинной миссии театра, его духовное развитие.

Еще не у всех глаза открыты, и мы знаем, что есть театральные организмы, которые ведут антидуховную линию. Если это делается по глупости, по слабости человеческой, то еще ладно. Но есть такие люди театра, которые это осознанно делают, осознанно развращают людей. И здесь уже предстоит (идёт) борьба не на жизнь, а на смерть. Потому что всё подошло к такой черте, когда две силы сталкиваются и они настолько позиционно сильны, что и те и другие готовы умереть за свою позицию.

Нас, приверженцев изначального пути театра, держат сейчас в окопе. И хотя народу духовный путь нужен и интересен, нас затирают, потому что серьезно боятся, что мы будем усиливаться. Пока же усиливается антидуховный театр.

По предсказаниям старцев, в России скоро всё резко изменится, Россия будет материально нищей, но необыкновенно богатой духовно. В это время и произойдет открытое духовное столкновение в культуре, и в первую очередь, на театре.

Композитор Георгий Васильевич Свиридов говорил, что это чудо – Россия при своем постоянном падении всё время воскресает.

Философ Иван Александрович Ильин говорил, что суть русского характера – это стремление к праведности. Это стремление туда – к высотам святым. Но, чтобы это стремление к праведности появилось и проявилось, должно обязательно быть знание греховности. Без греха – нет возвышения. И чем сильнее грех, тем сильнее необходимость очищения, движения к Свету. Театр это сделает в первую очередь. Потому что в сфере культуры он самый чуткий механизм.

Литературная обработка
Александра Юрьева