Александр Петрович Сумароков

После долгого перерыва вновь предлагаем вам выпуск «Глас» клуба».

За это время произошли изменения, и следующий номер «Глас-клуба» выйдет уже в другом формате. Теперь это будут беседы с руководителями театра Никитой Астаховsм и Татьяной Белевич, в которых начнёт вырабатываться метдодология духовного театра. Многое уже постигнуто и опробовано на практике, теперь наступило время теоретического осмысления этой новой театральной системы (актерской, режиссерской). Коллег просим подключаться к этой нашей работе!

А пока предлагаем формат Клуба прежним. И в нём – рассказ об очень интересной фигуре русского театрального процесса, драматурге и поэте Александре Сумарокове, творческое кредо которого было – следование заветам императора Петра Великого в духе его рефор российского общественного сознания.

Во второй части выпуска – интервью с Никитой Астаховым о готовящемся им спектакле «Русский крест» по поэме Николая Мельникова.

Рассказ о Сумарокове представляет собой отрывки из книги русского публициста 19 века Владимира Стоюнина «Александр Петрович Сумароков». Книга рассказывает о столетии русского професионального театра, широко отмечавшемся в России в 1856 г., книга вышла в свет в этом же году и относится сейчас к числу раритетов. Думается, читателям будет интересно познакомиться с живыми размышленими прошлых лет, тесно связанными с именами императора Петра I и одного из его последователей в духовно-интеллектуальном пространстве, властелина дум, писателя А.П. Сумарокова.

«Александр Петрович Сумароков»

Русскій театръ празднуетъ свой вѣковой юбилей! Сто лѣтъ — число почтенное для каждаго учрежденія, которое отъ него ве дряхлѣетъ и не хилѣетъ, какъ человѣкъ, а напротивъ крѣпнетъ в совершенствуется. Оно представляетъ не человѣка, а народъ: поколѣнія одно за другимъ умираютъ, народъ живетъ и мужаетъ; число могилъ увеличивается, а на нихъ растутъ народная сила и слава. Поколѣніе, разумно прожившее свое очередное время, ложится новымъ плодороднымъ слоемъ на народную почву, гдѣ жизнь не нерестаетъ цвѣсти, дѣлаясь и лучше, и краше. Учреждевіе, переживая людей, находитъ себѣ жизнь въ ихъ мысли и трудахъ, и постоянно обновляясь, переходитъ отъ поколѣнія къ поколѣнію не въ дряхломъ, а въ двѣтущеігь видѣ: которое одряхлѣло, того не поддержатъ никакія старанія; значитъ оно иедостаточно оживлялось мыслію всеоживляющею. Русскій театр, учреждениый за сто лѣгь тому, открылъ у насъ новое поприще до тѣхъ поръ намъ неизвѣстное — поприще артиста; артистъ получилъ право гражданства и сталъ трудиться для пользы народной; искусство тотчасъ же оживило его поприще и не заглохло, нѣтъ, оно приносило и будетъ приносить свои плоды — порукою намъ тѣ могилы, которыя теперь видятся на столѣтнемъ пути русскихъ артистовъ. На этихъ славныхъ могилахъ выросла слава русскаго театра и чѣмъ больше онъ насчитаетъ ихъ, тѣмъ славнѣе ему. Онѣ служатъ украшеніемъ его исторіи, въ которой многосторонняя общественная жизнь выражаетъ одну свою сторону; и если на ея страницахъ мы найдемъ много живыхъ фактовъ, непрерываемую дѣятельность талантовъ, то необходимо должны будемъ заключить, что русскій театръ принесъ пользу Россіи. Кто не признаетъ пользы отъ изящпаго искусства, тотъ недовѣрчиво посмотритъ на такое заключеніе. Коиечно, зто искуссгво не построитъ намъ желѣзпыхъ дорогъ, не ускоритъ и не увеличитъ у насъ обращенія капиталовъ, словомъ не принесетъ удобствъ и улучшеній въ нашей практической жизни; но оно сильно, хотя и не замѣтно для глаза, дѣйствуетъ на духовное развитіе народіа: оно смягчаетъ наше сердце, возбуждаетъ въ насъ чувство изящнаго, которое очищаетъ наши понятія отъ всего грубаго и дикаго, оно пробуждаетъ любовь къ челбвѣку, самую вѣрную и святую основу нашего благосостояйія; словомъ оно дѣлаётъ насъ лучшими какъ людей; не говорю о тѣхъ временныхъ наслаждевіяхъ, которыя въ немъ иаходитъ наша жизнь. Это ли не польза для народа и человѣчества! Русскому театру уже принадлежитъ значительная доля изъ этой заслуги; но еще большую мы ожидаемъ въ будущемъ.

Будемъ же выхвалять не живыхъ, а умершихъ. Пусть живые празднуютъ славу мертвыхъ и въ ней видятъ свою славу; нусть они прежде справедливо оцѣнятъ прошедшее и по немъ сдѣлаютъ оцѣнку настоящему. Кого же мы будемъ благодарить и съ любовью вспоминать за это прошедшее? Конечно, прежде всего тѣхъ, кто открывалъ поприще русскимъ талантамъ, кто не стѣснялъ его, не ставилъ ему преградъ, кто поощрялъ труды посвятившихъ себя искусству, кто дорожилъ народной пользои и славоіі; всѣмъ имъ припадлежитъ искренняя, живая благодариость потомства. Наше воспоминаніе не обойдетъ и тѣхъ могилъ, которыя украшаютъ путь русскаго искусства — могилъ артистовъ и писателей. Мысль несется къ нимъ съ горячей признательностью: они честно прошли свое попрщце; они добросовѣстно сослужили службу отечеству; жизнь ихъ была длія насъ благомъ — народъ, благодарит ихъ и благословит ихъ память! Среди них выбираю Александра Петровича Сумарокова какъ писателя, котораго долго называли отцомъ русскаго театра и котораго личность затемнена многими разнорѣчивыми сужденіями: его и превозносили похвалами и унижали чуть не до бездарности.

Чтббы оцѣнить дѣятельность и значеніе писателя, необходимо опредѣлить тотъ вѣкъ, когда онъ жилъ, ту среду, гдѣ онъ трудился, тѣ насущныя общественныя потребности, которыя вызывали его дѣятельность. Безъ всего этого сколько бы мы ни говорили о сочиненіяхъ, о характерѣ личиости писателя, оиъ все-таки будегь для иасъ лицомъ болѣе отвлеченнымъ, не отпечатлѣется въ паіпемъ воображеніи рѣзкими, отличительными чертами своей физіоиоміи и не останется жить тамъ какъ лицо живое. На каждаго человѣка вѣетъ духъ его времени; имъ наполнена та атмосфера, которою онъ дышетъ, и устранить себя отъ его влія- нія онъ не можетъ такъ же, какъ нё можетъ отказаться отъ дыханія. Духъ времени дѣлается частью его души, даетъ направленіе его врожденнымъ способносгямъ, образовываетъ его черты, вырабатываетъ его личность, словомъ дѣйствуетъ на него такъ, какъ климатъ на растеиіе.

Духъ времени, когда родился и воспитывался Сумароковъ, былъ духъ Петра Великаго. Преобразованія со- вершались быстро и прочно: мьісль Петра ложилась въ основаніе русской общественнѳсти, которая, по видимому, стала терять свой народный характеръ. Русская народность въ своихъ прежнихъ формахъ притаилась въ низшемъ классѣ народа, осужденная за свою исключительность, заклейменная словомъ «невѣжество». Отъ нея какъ бы совершенно оторвалась передовая, правительственная часть народа, принявъ европейскую паружность въ Формахъ всѣхъ европейскихъ народностей. Это~то европейское должно было у насъ выражать обіцечеловѣческое, котораго недоставало нашей .народности, но недоставало не искони, а съ того, времени, какъ она, благодаря Татарамъ, перестала обновляться новою, живою мыслію. Въ долгой борьбѣ съ Татарами и католиками защищая свое православіе, народъ, прнвыкъ смотрѣть на это дѣло какъ на дѣло народное, чтб было и справедливо; но съ этимъ вмѣстѣ онъ сталъ считать все народное, русское православнымъ, и все неправославное и нерусскоіе еретическимъ. Черезъ это самое, всѣ недостатки, которыхъ не могла оправдать разудалость, все случайности народноіі жизни, всѣ старыя формы, которыя съ народиымъ развитіемъ обыкновенно измѣняются и обновляются, все получило видъ чего-то неприкосновеннаго, священнаго.

Конечно, православіе чуждо этой закоснѣлости: оно никогда не стѣсняло народиаго развитія; но вслѣдствіе разныхъ историческихъ обстоятельствъ, народъ выжилъ в себѣ такой взглядъ на свою народность, что дальнѣпшее самобытное ея развитіе стало невозможно : она не успѣла выработать себѣ сознаяіе идеи государственнаго и общественнаго образованія, идеи общечеловѣческаго, которое оживляетъ и одушевляетъ народность и даетъ ей крѣпкія силы для рязвитія; и вотъ она должна была потерять всякое стремленіе впередъ и вращаясь въ своихъ исключительныхъ формахъ, еще не оправданныхъ разумностью, должна бъ была подъ конецъ дойти до китаизма. Этимъ не хочу сказать, что въ ней не было ничего хорошаго, что только варство и невѣжество были отличительными ея чертами; напротивъ, основыя ея начала были прекрасны и произвели много прекраснаго, и если бы не несчастное XIII и слѣдующіе столѣтія, изъ нихъ само собою вырабатывалось бы сознаніе идеи общечелобѣческаго. Но такъ не случилось: въ тѣ тяжейые вѣка, народныя силы незамѣтно были опутаны ложными, исключительными взглядами, многими наростами, которыя лишали ихъ средства очиститься разумным образованіем. Для этого-то очиіценія и необходимо было внести ужё извнѣ идеи общечеловѣческаго, которыя выработали сёбѣ другіе народы при лучшихъ условіяхъ. Ио эти идеи возникаютъ и развиваются неотвлеченно, а въ опредѣленныхъ формахъ; ихъ-то и стала переносить мощная рука: Петра.

Пётр Вёликий повёл нас на новую землю, Иначе Пётръ не могъ и сдѣлать; но онъ не увлекался одною чьей нибудь народностью, а бралъ у всѣхъ, даже у своихъ враговъ то, что по его мнѣиію было разумно — этимъ-то онъ и уіірочилъ свое дѣло, показавъ, что дѣйствовалъ не ио одиому увлеченію, а вполнѣ сознательно.

Во всемъ этомъ былъ не произволъ одного человѣка; нѣтъ, мы находимъ тутъ существенную необходимость, на которую указываетъ и предыдущее и послѣдующее время. Его предъугадывали еще прежде Петра нѣкоторыя влиятельныя лица и почти цѣлое столѣтіе (до Петра) подготовляли Россію къ великому перевороту. Наконецъ онъ совершилси съ большими усиліями. Впереди стало сознание разумное европейское; съ нимъ перешли и нѣкоторыя мелочи, случайности, не составляющіе существенной необходимости для разумяой жизни ; но онѣ были шюбходимы въ то время для полноты европейской жиани и можегъ біыть даже служили Петру пособіемъ для его дѣла.

Русская иародность, уединившись въ низшемъ сословіи народа, осталась неподвижною въ своихъ старыхъ формахъ. Мысль же Петра Великаго была вполяѣ считана въ слѣдующихъ поколѣніяхъ черезъ науку, которая явилась слѣдствіемъ преобразованія, какъ потребносгь новой жизни. Новые люди со своимъ благимъ сознаніемъ сдѣда лись передовыми людьми въ общественной жизни, и съ каждымъ поколѣніемъ число ихъ значительно увеличивалось.

Они-то, первые постигнувъ идею общечеловѣческаго, первые стали постигать и достоиество народности, безъ которой, какъ бы предъугадывали, неплодотворно самое общечеловѣческѳе; безъ нея оно является отвлеченно и не переходитъ въ дѣло народное.

И вогъ: настало время постепенно сближіать эти два начала, сперва такъ враждебно ставшія одинъ противъ другаго. Въ эгомъ-то, сближении русская иародносгь стала разумно оправдываться въ своихъ прекрасиыхъ коренныхъ началахъ. и очищаться судомъ мысли общечеловѣческой отъ всего, что противорѣчитъ разумности. Въ началѣ униженная и обесславленная, она наконецъ сдѣлалась предметомъ изученія и науки и получила полное гражданство въ нашей разумиой жизни. Конечно, на все это нужно было много времеии, и дѣйствительно, хотя прошло болѣе столѣтія, но мы еще не можемъ сказать, что дѣло кончено.

ІІастало геперь время опереться памъ на свою крѣпкую народность, одушевленную общечеловѣческимъ началомъ, и цровѣрить все, что въ это время мы заняли у Европы, всѣ ея идеи, которыя припимали съ увлеченіемъ, провѣрить со своей точки зрѣнія, и посмотрѣть, что принять или чего не принять изъ нихъ въ, основаніе нашего дальнѣйшаго самостоятельнаго народнаго развитія. Надо признаться: трудъ весьма нелегкій и много времени на иего потребуется; но зато тогда мы вполнѣ опредѣлимъ себя, выработаемъ себѣ направленіе и въ формахъ своей иародности будемъ служить не однимъ себѣ, а всему человѣчеству.

Весь этотъ путь иашего образованія намъ необходимо было обозначить, чтобы яснѣе опредѣлить дѣятельность одного изъ нашихъ писателей (Сумарокова), которые всегда были тамъ передовыми людьми.

Естественно, мысль Петра Великаго не могла такъ же зрѣло отразиться въ большинствѣ людей, которыхъ коснулось преобразованіе и которыхъ мы будемъ разумѣть подъ именемъ общества; только очень немногіе съумѣли понять эту мыслъ, какъ слѣдуетъ провидѣть въ ней благодѣтельныя слѣдствія, и поддержать ее послѣ смерти преобразователя, чгобы передать своимъ дѣгямъ. Большипство же, принужден- но было воспитывать новое поколѣніе вь европейскихъ формахъ, но не было уверено въ добрыхъ плодахъ этого воспитанія, и потому само не съумѣло прояснить своимъ юношамъ зрѣлой мысли Петра, что очень естественно: формы, въ которыхъ выразилась эта мысль, слишкомъ противорѣчили староіі русской жизни, многимъ старымъ понятіямъ и взглядамъ. Винить такихъ людей нельзя, какъ нельзя требовать геніальности отъ всѣхъ людей. Это было необходимое историческое явленіе. Оно произвело и другое, столь же неизбѣжное. Новое поколѣніе должно было увлечься внѣшнимъ блескомъ европейской жизни и не въ силахъ было выразумѣть ея разумнаго содержанія, которое осталось ему совершенно чуждо. И вотъ оно съ какимъ-то увлеченіемъ погналось за одной внѣшностью до того, что стало презрительно смотрѣть на все, что ие носило этого лоску, что не было облечено въ тѣ формы: оно даже стало забывать свой языкъ, промѣнявъ его на чужой, который наконецъ сдѣлался ему какъ бы роднымь языкомъ. Явленіе странное съ перваго взгляда: отцы недовѣрчиво смотрѣли на все иностранное, и чуть не со слезами разставались съ своими бородами и русскими кафтанами; дѣти сдѣлались почти иностранцами и съ пренебреженіемъ смотрѣли на все русское. Такъ одна крайность раждаетъ другую — самое обыкновенное историческое явленіе, которое часто повторяется въ исторіи человѣчества.

Такимъ образомъ связь этого вновь образованнаго поколѣнія со старымъ русскимъ бытомъ совершенно нарушилась, да она не могла и не нарушиться, когда значевіе въ обществѣ получалъ только человѣкъ, преобразованный своею внѣшностью. Разумѣется, съ внѣшнимъ лоскомъ и блескомъ европенской жизни всего скорѣе перешли в общество, внезапно сдѣлавшееся по наружпости европепскимь, и всѣ недостатки и пороки той жизни и наполнили пустоту, какая должна была явиться за отсутствіемъ европейскаго содержанія. Съ другой стороны, та часть общества, которая еще пе успѣла просвѣтиться европеііскимъ блескомъ, ограниченная въ своихъ средствахъ, принявъ по служебной необходимости нѣкоторыя новыя формы, придерживалась въ частной жизни еще старыхъ и не рѣшалась вдругъ оторваться оп. пихъ, потому что воспиталась еще по старымъ преданіямъ и строго чтила всѣ завѣты отцовъ. Но и эта жизнь не предъявляетъ разумнаго содержапія: въ ней убѣжденія были основаны на предрассудкахъ, на ограниченныхъ, даже враждебныхъ взглядахъ на просвѣщеніе. Сюда перешли и старые пороки, какъ обществепные такъ и семеные, связанпые съ невѣжественнымъ состояніемъ. Лихоимство, взяточничество, ябеда, соединенныя съ безграмотностью, проторили себѣ тропинки и въ новыхъ формахъ, хогя и были лишены всякой законности; барская спѣсь продолжала кичиться и не хотѣла уетупить мѣсто труду и наукѣ, которымъ Петръ Великій открылъ дорогу къ почестямъ. Интересы личиые еще слвшкомъ выдвигались впередъ передъ інтересами общественными и не хотѣли имъ подчиииться. Преобразованіе послужило во вредъ личнымъ интересамъ многихъ, и вотъ они ставятъ себя во враждебиое положепіе къ новизнѣ.

Такимъ образомъ въ обществѣ являются тѣ разнообразные типы, которые такъ ярко представлены въ сатирахъ Сумарокова и Кантемира, которые такъ возмуіцали их. Недаромъ же лучшіе русскіе люди, какъ ѲеоФанъ Прокоповичъ и ему подобные, съ такимъ дружелюбнымъ привѣтствіемъ встрѣтили труды Сумарокова. Но этихъ лучшихъ людей, пронинутыхъ мыслію Петра, было немного. Что же имъ оставалось дѣлать, какія представлять средства, чтобы дать обществу разумное направленіе? ‘Конечцо доброе, тіцательное воспитаніе лучше всего можетъ приготовить обществу благородно мыслящихъ п дѣятельныхъ членовъ. Но для того времени употребить это средство было не такъ легко, какъ кажется съ перваго взгляда. Правильиое воспитаніе должно имѣть свои основы, разумно сознанныя, которыя вырабатываются исторически послѣ многихъ и долгихъ опытовъ. Ииоземное воспитаніе дѣлало изъ насъ не Русскихъ, а иностранцевъ, по ббльшей части пустыхъ и вѣтренныхъ, слѣдственно безполезныхъ, иногда даже и вредныхъ; другаго же воспитанія мы не могли принять, потому что не знали на чемъ основать его, Опредѣлить кругъ наукъ, какими долженъ заниматься юноша, еще слишкомъ мало для истиннаго и благотворнаго воспитанія. Къ этому должно присоединить много другихъ важныхъ условій, чтобы образовать человѣка, граждаиина, дѣятельнаго и добросовѣстнаго слугу Отечества. Такимъ образомъ, въ то время нужно было еіце только прояснять идею воспитанія, для чего необходимы были опытные русскіе наставники.
Мысль Петра отразилась въ геніальной душѣ Ломоносова, какъ дѣягеля науки. Онъ пони малъ лучше всѣхъ, что все благосостояніе Россіи, вся ея слава, честь и счастіе зависятъ единственно отъ науки/ безъ которой у нея не можетъ быть будущности; въ этомъ онъ былъ убѣждепъ до того, что вдохновился своимъ . убѣжде- ніемъ, что сталъ поэтомъ науки, и дѣйствительно положилъ ей прочное основаніе. Его нельзя рассматривать какъ поэта и какъ ученаго порознь, чтб дѣлаютъ многіе, нѣтъ, онъ вездѣ является вмѣстѣ и поэтъ и ученый, вездѣ проиикнутый одною и тою же мыслію. И зато какой глубокій и вдохновенный взглядъ у него на науку, сколько высокой поэзіи въ этомъ взглядѣ! Всю свою дѣятельную жизнь онъ боролся для науки и за науку, страдалъ и трудился, но не какъ простой труженникъ, а какъ вдохновенный художникъ, создавшій собѣ планъ великолѣпнаго зданія и стремившійся положить ему хотя основаніе, И дѣйствительно, это осно- вавіе было положено въ Университетѣ, учрежденномъ по его мысли и соображеніямъ: здѣсь онъ нашелъ пріютъ наукѣ, источникъ образованію. Ломоносовъ хорошо понималъ, какъ сильно и важно живое слово въ дѣлѣ общественнаго развитія, въ дѣлѣ науки, и вотъ его грамматика и риторика явились на помощь всем, кто хотѣлъ дѣйствовать этим словомъ съ нимъ вмѣстѣ. Но по самому характеру своихъ занятій, по важности своихъ трудовъ онъ не могъ быть близкимъ посредникомъ мекду современнымъ обществомъ и образованіемъ, несмотря на всю свою геніальность. Занятый своими высокими идеями, и стремясь осуществить ихъ, онъ не могъ въ то же время спускаться къ толпѣ и иаправлять ее иа путь истииный. Онъ творилъ прочно и зналъ, что плоды его трудовъ принесутъ всѣмъ пользу и благодѣяніе; но они не вдругъ могли вырости и созрѣть, онъ творилъ болѣе для потомства, чѣмъ для современности.

Тутъ нуженъ былъ другой посредникъ. Вотъ онъ-то и явился въ лицѣ писателя Сумарокова. Не легко было вступить на это поприіце: оно было у насъ совершенно ново. Только немногіе знали изъ европейской жизни, что есть поприще писателя, литератора, что оно почтенно, и готовы были съ радостью дать въ своей средѣ законное мѣсто новымъ дѣятелямъ; большииство же еще ие понимало званія писателя. До сихъ поръ у насъ дѣііствовали словомъ только служители церкви, и ихъ, дѣйствительно, уважали; но въ народномъ мнѣніи опи были проповѣдниками, а не писателями; званіе писателя у них скрывалось въ званіи лица духовнаго; они были посредниками между массою народа и вѣрою. Естественно, что свѣтскій писатель не могъ принять такоіі же характеръ и явиться передъ обществомъ съ такимъ же зиаченіемъ: другія стороны жизни, на которыя опъ долженъ былъ дѣйствовать, не давали ему права въ общественномъ мнѣніи стать наряду съ духовными лицами, хотя слово его было слово человѣка – христіанина, хотя взглядъ былъ христіанскій, стремленіе и цѣли — очистить и облагородить жизнь по идеалу человѣка, созданному тою же святою вѣрою. Конечпо у насъ и прежде ходили рукописи съ содержаніемъ мірскимъ или свѣтскимъ, и многія изъ нихъ любили читагь паши предки, и даже охотно переписывали. Но эти сочиненія, удовлетворяя любознательности, не имѣли близкаго и прямаго отношенія къ современной жизни; въ нихъ не выказывалась личность писателя; подъ нимі даже не было подписано его имени, и каждый, читая ихъ, ие думалъ справляться кѣмъ и когда онѣ написаны, онъ доволепъ былъ тѣмъ, что прочитанныя страпицьі дали пищу его воображенію или удовлетворили его любознательности. За книги же духовныя онъ принимался съ душеспасителыюй цѣлію. Здѣсь святость содержанія заелоняла личность писателя.

Совсѣмъ въ другомъ положеніи и освѣщеніи долженъ былъ явиться свѣтскій писатель. Дѣйствуя словомъ, устремляя его къ своей современности, онъ ничѣмъ не могъ прикрыть свою личность. Необлеченный никакою видимою властью, ни духовною, ни гражданскою, онъ предъявлялъ новое званіе лишь только возвышая голосъ посреди своихъ гражданъ. А ие легко было добиться — пріобрѣсти этому звапію право гражданства тамъ, гдѣ зиаченіе распредѣлялоеь по степенямъ слѵжбы и родословія. Правда, Петръ Великій открылъ широиое поприще труду и безкорыстноіі службѣ Отечеству; но въ сознаніи большииства, даже людей просвещенныхъ послѣ Піетра, трудъ мысли не входилъ въ число трудовъ, живое слово истииы и изящного не считалось за службу Отечеству. Такимъ образомъ, въ этомъ обществѣ писагель долженъ былъ завоевать право гражданства своему званію — трудъ не легкіій, требовавшій борьбы и миогихъ усиліій. Не вдругъ могли согласиться дать новому званію законное мѣсто, если оно не предъявляло своихъ родословныхъ или чиновиыхъ правъ, или капиталовъ, которые можно переложить на рубли; не вдругъ могли понягь достоинство этого званія, если его нельзя было вмѣстить въ общую іерархію чиновъ и званій, если оно должно было стать отдѣльно и независимо отъ всѣхъ прочихъ, если наконецъ имѣло гіритязаніе дѣііствовать на всѣхъ мыслію и словомъ, и слѣдственно требовало себѣ высшаго мѣста.

Такимъ образомъ борьба должна была начаться неііремѣнно. Тредьяковскій съ перваго шага сдѣлался жалкою жертвою. Онъ не могъ даже продолжать борьбы, потому что противопоставлена ему была матеріальная сила, которая унизила и обесславила его. Съ блестящими надеждами, съ большими свѣдѣніями возвратился онъ изъ Парижа въ свое Отечество: онъ думалъ трудиться на поприщѣ писателя и ученаго. Но ехму не пришла мысль сообразить, что Россія была не Франція, гдѣ за каждыіі удачный стишокъ растворя- лись автору двери лучшихъ гостиныхъ, гдѣ поприще писателя было въ почетѣ. Онъ пріѣхалъ въ Петербургъ съ французскимъ понятіемъ о писателѣ, и думалъ торжествовать, сдѣлавшись придворнымъ стихотворцемъ, ио страшно ошибся, не понявъ своего положеиія. Въ Россіи писателю пока не было законнаго мѣста, а стихотворецъ нуженъ былъ только для фейерверковъ и праздниковъ, и вотъ онъ явился не въ боярскихъ гостиныхъ, а въ переднихъ съ раззолоченной челядью. Кому неизвѣстно, какъ онъ въ званіи писателя по- страдалъ отъ свирѣпаго Волынскаго. У иего не нашлось даже покровителя, когорый вступился бы за него. Правда впослѣдствіи, когда нужио было осудить Волынскаго, въ число иреступленій былъ внесенъ его поступокъ съ Тредьяковскимъ, но обвиняли не за то, что онъ безжалостно билъ бѣднаго стихотворца, а за то, что осмѣлился его бить въ покояхъ герцога Бирона. Фактъ этотъ ясно выказываетъ тогдашнее положение писателя.

Ломоносова самый образъ занятій удалялъ отъ общества; онъ хлопоталъ только о наукѣ, иисколько не думая выставлять себя какъ литератора; къ тому же у него былъ сильный образованный покровитель; но и тутъ ему случалось чувствовать лично, что званіе писателя еще не было призпано въ общесгвѣ и стоитъ наряду съ званіями заштатными — комедіянтовъ, шутовъ, людей, созданныхъ на потѣху рода человѣческаго.

Все это показываетъ, сколько столкновеній долженъ былъ встрѣтить тотъ писатель, который, сознавая свое назначеніе и не стѣсняясь ничѣмъ, первый сталъ разъяснять обществу идею истиннаго образованія, первый явился явнымъ врагомъ всѣхъ общественныхъ недостатковъ и пороковъ, первым сталъ открыто говорить о почетпомъ званіи писателя и требовать себѣ, какъ писателю, уваженія.
Такой трудъ выпалъ на долю Сумарокова, онъ дѣйствительно долженъ былъ завоевывать писателю право гражданства, и если мы ве можемъ сказать, что онъ сошелъ съ поля битвы совершеннымъ побѣдителемъ, то по краішей мѣрѣ должны признать въ немъ много силъ, которыя не были истрачены даромъ.

Последние годы жизни были отмечены материальными лишениями, утратой популярности, что привело к пристрастию к спиртным напиткам.

Это и явилось причиной смерти Сумарокова 1 октября (12 н. с.) 1777 в Москве.

***

Сумароков Александр Петрович (1717 – 1777), поэт, драматург.

Родился 14 ноября (25 н. с.) в Москве в старинной дворянской семье. До пятнадцати лет обучался и воспитывался дома.

В 1732 – 40 учился в Сухопутном шляхетском корпусе, где начал писать стихи, подражая Тредиаковскому. Служил адъютантом у графа Г. Головкина и графа А. Разумовского и продолжал писать, в это время испытывая сильное влияние од Ломоносова.

Через некоторое время находит собственный жанр – любовные песни, которые получили признание публики и расходились в списках. Он разрабатывает поэтические приемы изображения душевной жизни и психологических конфликтов, позднее примененные им в трагедиях.

Лирика Сумарокова была неодобрительно встречена Ломоносовым, сторонником гражданственной тематики. Полемика между Ломоносовым и Сумароковым по вопросам поэтического стиля представляла важный этап в развитии русского классицизма.

От любовных песен Сумароков переходит к стихотворным трагедиям – “Хорев” (1747), “Гамлет” (1748), “Синав и Трувор” (1750). В этих произведениях впервые в истории русского театра были использованы достижения французской и немецкой просветительской драматургии. Сумароков соединил в них личные, любовные темы с общественной и философской проблематикой. Появление трагедий послужило стимулом для создания Российского театра, директором которого стал Сумароков (1756 – 61).

В 1759 издавал первый русский литературный журнал “Трудолюбивая пчела”, выступавший на стороне придворной группы, которая ориентировалась на будущую императрицу Екатерину II.

В начале царствования Екатерины II литературная слава Сумарокова достигает зенита. Молодые сатирики, группировавшиеся вокруг Н. Новикова и Фонвизина, поддерживают Сумарокова, который пишет басни, направленные против бюрократического произвола, взяточничества, бесчеловечного обращения помещиков с крепостными.

В 1770, после переезда в Москву, Сумароков вступает в конфликт с московским главнокомандующим П. Салтыковым. Императрица приняла сторону Салтыкова, на что Сумароков ответил издевательским письмом. Все это ухудшило его общественно-литературное положение.

В 1770-е он создал лучшие свои комедии (“Рогоносец по воображению”, “Вздорщица”, 1772) и трагедии “Дмитрий Самозванец” (1771), “Мстислав” (1774). Участвовал как постановщик в работе театра при Московском университете, издал сборники “Сатиры” (1774), “Элегии” (1774).

***

4 1777 года 90) онъ умеръ. ІІроводить его тѣло пришли: одинъ его родствепникъ, одинъ пріятель и московскіе актеры, незабывшіе, кому они обязаны своимъ поприщемъ: они схоронили на свой счетъ разорениаго нисателя, неся на своихъ рукахъ гробъ его до Донскаго монастыря. Москва какъ будто бы и не знала объ его смерти. Могила Сумарокова затерялась между безвѣстными могилами, и теперь врядъ ли кто отыщетъ ее. Вотъ судьба человѣка, которыіі думалъ вѣчно жить въ поіомствѣ! Что же намъ осталось отъ него? Сочиненія! Но они уже не могутъ наслаждать насъ: мы признаемъ за ними лишь значеніе историческое. Сумароковъ былъ писатель своего времени, и не можетъ стать въ кругъ тѣхъ поэтовъ, которые, возвысясь надъ своимъ вѣкомъ, обладаютъ искусствомъ въ совершенныхъ формахъ выражать прекрасное, обольщаюіщее всѣ вѣка.

Санктпетербург. 1856 г.

14 нобря 2017 года будет А.П. Сумарокову будет отмечаться 300 лет со дня рождения. Вероятно в стране вспомнят об этом замечательном писателе и гражданине России!