Театр взял в работу глубочайшую по содержанию поэму русского поэта Николая Мельникова (1966 – 2006) «Русский крест», повествующую о нас – о России, о русских. О наших крайностях, о наших стремлениях. И, главное – о Вере, о том, что нас спасет, что оправдает и объяснит все наши тысячелетние противоречия.

Самое время поговорить на животрепещущую тему» — «Русский вопрос». Разговор начинает художественный руководитель театра «Глас», постановщик спектакля «Русский крест», засл. деят. иск. РФ Н.С. Астахов.  Приглашаем наших читателей принять участие в интересном разговоре.

Русский вопрос (беседа первая)

— Давайте, поговорим о русском вопросе, о русскости — теме важной и острой, особенно сегодня. Теме, долгое время находящейся под негласным официальным запретом.

— Действительно, русский вопрос – тема необычайно бесконечная, нерешенная и болезненная. Я думаю, что, может быть, это вообще сегодня — главный в мире вопрос. Не еврейский вопрос, хотя Достоевский этому уделил достаточно много внимания, мы знаем даже его одноименное произведение. И сами евреи – постоянно ставят еврейский вопрос перед миром. Все время  мы говорим о евреях. Как-то наш батюшка, о. Георгий очень интересно ответил на мой вопрос: «Почему постоянно идет какое-то придуманное кем-то столкновение этих двух народов, двух идеологий (еврейской и русской)? В обществе все время гуляет какой-то раздуваемый кем-то, совершенно непонятный конфликт»? Батюшка ответил: «А потому что эти два народа очень похожи друг на друга. Один – богоизбранный, а другой — богоносный». И тот, и другой отреклись от Него.

— Есть и отличие – это выбор (для одних)  Ветхого Завета, (для других) Нового Завета.

— Конечно. Законы Моисея – очень жесткие, они призваны удерживать взаимоотношения людей в обществе. Сделал плохой поступок – руку отнимут, око за око, зуб за зуб… И — благодать Христа, который прощал даже врагам своим. «Возлюби ближнего своего, как самого себя».

Может быть здесь — тайные пружины непонимания между этими двумя народами… А, может, это есть не просто непонимание, а  нечто более серьезное, внутреннее. Может быть, кроется в этом вся драматургия мира.

— Вернемся сугубо к русскому вопросу.

— Сугубо русский вопрос меня крайне интересует потому, что я — русский человек. Хотя, вот интересно: в Латвии на гастролях меня все почему-то принимали за латыша. И когда я говорил на русском языке, смотрели с укоризной: что ж ты, «латыш», от своего (латышского) отказываешься?

Но я истинно русский человек: у меня родители — русские, меня воспитала русская театральная школа, где я узнал великих русских актеров, в основном, православных людей, узнал и полюбил русские традиции. Мне больно смотреть сегодня, что бомжи у помоек – это чаще всего русские люди. Почему так? И почему русский человек пьет? Один поэт (в советское время!) писал:

Модест Петрович Мусоргский,
Скажи, дитя земное.
Почто таланты русские
Не дорожат собою?..

Что это за беда такая? Может им, талантам русским, неудобно жить? Может, они находятся в таком пространстве (кем-то сформированном), что никак не могут раскрыться. Как говорится: «помоги таланту, бездарности сами прорвутся»! Сколько гениальных творческих людей погибают, только потому, что им вовремя не протянули руку, а может быть, и подтолкнули вниз!

— А что в вашем понимании (этимологическом), значит слово  – русский?

— Русский – значит оплодотворяющий. Обволакивающий. Старающийся соединить, может быть несоединимое. Это — найти язык взаимопонимания: «Розу белую с черною жабой я хотел на Земле повенчать». Мы, русские, хотим, чтобы люди были лучше. Это христианская позиция.

— Но, к сожалению, не всякий человек, который по паспорту является русским, хочет, чтобы его ближний жил хорошо. Разве не так?

— Человек желает другому человеку, чтобы ему было плохо – да, это же — настоящий грех. И тогда все становится просто и понятно. Я думаю, что скоро у нас наступит время, когда мы будем говорить друг другу не: «ты – плохой», а — «ты грешишь», — т.е. разговаривать  на религиозном языке. «Ты суесловишь», «У тебя – сребролюбие», «Ты завидуешь» (такой есть скрытый вид гордости человеческой)… И когда этот язык начнет работать в русской среде, когда русский человек перейдет на религиозное понимание мира (а это и есть его цель), мне кажется, многое разрешится, встанет на свои места.

— Русские географически (полгода – зима) выбрали не самые благодатные края обитания? Мы сами эти края выбрали? Или нас сюда подвинули?

— Что значит «края», и, что значит «подвинули»? Территория России – есть промысел Божий. Россия создана как континентальный мост, для того, чтобы в мире был баланс. Значит то место, где находится Россия, удобно для создания этого баланса. Если будет баланс – значит, будет удержан мир.

— Очень актуально сегодня звучит. Мир – есть закон существования? Не война, а мир? Хотя вот все чаще поговаривают о войне.

— А как же иначе. Конечно – мир. Земля должна удерживаться в космическом пространстве, а вόйны этому никак не способствуют, более того — мешают. Подобная гармония должна быть и в людских потоках, и в расходовании земных ресурсов, и во взаимопонимании между людьми, народами и нациями. Земля, как известно,  вращается вокруг своей оси, вращаясь по большому кругу вокруг Солнца, при этом установлено — делает на этой орбите… колебательные движения, которые, я считаю, мы и воспринимаем как эффект ускорения и замедления времени. Все это, наверняка, замечали.  И кто знает, не стимулируют ли войны, увеличение этих колебаний?  Не создают ли они угрозу остановки вообще Времени для Земли? Ведь буря, даже в стакане с водой, способна этот стакан опустошить.

Негативные явления в мире, кажется незаметные сами по себе, способны набирать громаднейшую разрушительную силу. Поэтому мир непременно должен развиваться в гармонии, быть в мире с самим собой.

— Почему слово «русский» воспринимается сегодня в мире … не скажу, что с восторгом? Больше с критикой или даже издевкой?

— Я полагаю, что это такая соревновательность на национальном уровне. Одно дело: я хочу быть артистом и вы хотите быть артистом – кто из нас лучше? Другое дело: я англичанин или американец, вы – русский: кто из нас лучше? Это уже серьезнее, потому что – совершенно другой масштаб. Русский человек настолько объемен, что с ним очень интересно соревноваться. Вот и в спорте, например, всегда хочется соревноваться с сильным противником и выигрывать, именно, у него. Кому-то хочется быть сильнее нас. А это значит, что этот кто-то чувствует нашу силу. Скажем, в профессиональном боксе, боксер  перед выходом на ринг, делает устрашающие жесты, бросает острые взгляды, скалит зубы, кричит, т.е. ищет те средства, которые напугают соперника. Так и здесь: насмешка и издевка – это, значит, признание силы соперника.

У русского человека ведь громаднейший авторитет в мире как у великого воина. Мы же очень мало проигрывали, чаще выигрывали как армия и флот.  И этого, конечно, тоже боятся.

Я заметил одну вещь: когда очень трудно в стране, в мире, начинают чаще произносить слово — «русский». Когда мы открылись 27 лет назад, общественность внимательно отнеслась не к слову русский, а к слову духовный. А что это вы духовный театр? Мы что же – не духовные что ли? Раздражало на всех уровнях это слово – духовный. А сейчас прошло время  и очень многих стало раздражать, именно, слово – русский. Поменялся акцент. Сейчас в мире слово русский – болезненное слово. Именно на это слово реагируют, а не на духовный, православный, религиозный. Если раньше говорили, а мы что не духовные что ли, то теперь боятся продолжить: а мы что не русские…

Главное – это баланс во всем. И на театре тоже. Может быть, театр, который развращает? Может, наверно, но в своих размерах, где-нибудь в подвале – как некая «лаборатория разврата». Так нет же, сегодня как раз всё наоборот, в подвал посылают нас – русский, духовный театр, а лаборатория разврата вылезает на большие сцены и фестивали. Тут е мешает вспомнить слова Станиславского: «Я признаю любой театр, кроме пошлого!».

— Индивидуальное и коллективное в человеке — как это в приложении к русскому человеку?

— Русский человек каждый – гений. Если другие как-то поскромничают, то у нас каждый — гений. Я не знаю что это — наша заносчивость, или наша мечта, или наша неограниченность? Так как нет у нас границ во всем.

Русский — он главный. Ему — не до коллектива. Это — «я», «единица». Я не знаю, как к такому факту относиться, но это наблюдается, имею в виду не только у художников, а у всех, у каждого. Каждый – это самостийное начало, к которому не смей прикоснуться.

— Но при этом мы ратуем за коллективность, мы даже говорим о соборности?

— Сейчас в соборности мы слабоваты. Вот раньше это было по-настоящему: выбирали царя до тех пор, пока ни одного голоса не будет против. И добивались этого. Соборность — была сила громадная. А сейчас она потеряна. Вообще очень много потеряно традиционного в русском народе, выдавлено из него. Или народ был поставлен в такие условия, когда растерял свое внутреннее богатство. Шукшин всегда говорил: «Не теряй свои нравственные ценности!». Добавлю: христианские ценности. Еще нам не откликнулось, что мы на 70 лет ушли от Бога. Нам кажется, что это так легко: храмы построят и народ в них массово пойдет. Но нет, 70 лет были атеистами, а кто-то и искренне им был. Вот балерина Ольга Лепешинская говорила: «Я не понимаю, как это: были коммунистами, а стали православными. Я как была комсомолкой-коммунисткой, так ей и осталась». И я ей верю. И уважаю за честность.

— Но коллективное в советское время было сильнее индивидуального.

— Коллективное всегда сильнее. Объединиться «против» — легче, чем объединиться «за». А во имя чего-то жизненно важного объединиться очень трудно.

— А что лучше — коллективное или индивидуальное?

— Коллектив – это всегда и лучше, и легче. Один — замерзнешь, а, если много людей, то — теплее.

Я думаю, эксперимент русского народа поражает тем, что не какие-то единицы или сотни отходили от Бога, в индивидуальном, так сказать, порядке, а вся страна выдумала идеологию антибожественную…  Это только у нас такое могло быть. И все потому, что мы – «гениальны», мы можем сделать то, что не может никто. Вот что в нас заложено. Ни один народ не решился бы пойти на такой поступок – уничтожить религию. А мы, пошли. Значит, что-то в нашей национальной сути есть такое, что другие сделать не могут. А мы делаем. Но потом, когда сделано, понимаем что натворили что-то ужасное, и все тогда пойдет в другую сторону. Но идет уже с обновлением, усилением, требовательностью, декларациями к народу. Жаль, что не с покаянием.

Оттого, весь мир сейчас смотрит на Россию: ушли от Бога – одумались — пришли к Богу: и что дальше-то будет — куда пойдет этот народ? А этот народ может взять хоругвь и повести весь мир за собой. Потому что имеет на это необъяснимое внутреннее право.

Я не на точке зрения: что в революцию пришли вот какие-то злодеи, что-то с народом сделали, обманули его. Нет, это было умопомрачение. Какое-то желание рывка.  Доказательства, что только мы на такое способны. Вот это свойство есть в нашем народе: отсюда и рождаются наши страшные бунты, погромы, затмения…

— А это вообще-то от Бога?

— Это от качества народа? Он (народ)… до предела должен, до предела. Другой — на полутонах, а этот – целиком, ему все время чего-то мало. Ведь как у нас пьют! Пока не завалится. Хотя, в общем, мы далеко не пьяницы, во многих странах пьют больше.

— Что-то в этом есть экспериментаторское. И над собой, и над своей природой, и над обществом, и над миром…

— Да-да. Вот я попробую. Пусть мне будет плохо, но я попробую. Я и на ДЗОТ пойду…

— Способность к подвигу. Не всякий способен. Перешагнуть предел человеческого дерзновения. А еще любит поковыряться в живом русский человек.

— Да.  Рана уже не болит, а сидит, ковыряет, пока кровь не пойдет. И на духовном уровне так же. Насколько я могу грешить?  Насколько общество, закон, государство позволяют мне нарушать нормы? Можно оболгать — насколько это позволительно? Это самое интересное для русского человека: потому что сделал плохой поступок, а наказать нельзя, рискует дальше: получу ли за это, если нет, — попробую еще.

— Может быть, в этом есть непреодолимое желание увидеть ту жизнь… которая будет после смерти. Еще немножко и увижу ее, соприкоснусь с ней напрямую?

— Ищу то, чего не знаю, но уверен в том, что узнаю. Беспредельна эта наша тяга.  Мой друг, известный актер Валерий Баринов очень интересно сказал на ТВ: «Мне уже в районе семидесяти, а мне все интересно, даже интересно умереть, чего там такое за гранью». Какая глубокая человеческая русская суть – ему всё интересно. У него данность природная – узнать. Вот почему – мы богоносный народ? Потому что так легло. Это очень близко для нас — узнать невидимое.

Русский человек – неизбывен в этой своей тяге к эксперименту. И в его внешней политике на грани риска, и в моменты завоеваний территорий на Земном шаре – а попробовать бы получить всё!? И в физиологии, и в спорте, и в искусстве (Гоголь, Высоцкий), и во всем остальном. Русский человек: он в космическом масштабе – маленькая точка на Земле, но он – громаден, неуемен в своих желаниях.

Вот этого от нас и ждут во всем мире.

Представьте себе:  внутренняя сила все понять, всё объять – вдруг устремится туда, в высоту, к Богу — как же тогда преобразится мир!

Беседовал Александр Юрьев